Один шанс из тысячи [СИ] - Владимир Анатольевич Тимофеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пятый-четвертому. Работают аккордеоны. За вами контроль.
— Четвертый. Понял. Контроль…
Смена режима. Новое изображение.
Одиночная цель. Передовой дозор.
Направление. Дальность. Время контакта.
Запрос. Отклик. Согласование…
— Пятый-седьмому. Четвертый за дирижера. У тебя соло. Один полный стручок. Работаешь произвольно. Звук чистый.
— Седьмой. Понял. Полный стручок. Работаем чисто…
Пять минут тишины.
— Седьмой. Стручок в зоне.
— Четвертый. Отмашка.
— Седьмой. Работаю.
Пылящий по «трассе» джип притормаживает на очередном повороте.
Дорога в потемках едва просматривается. Асфальт местами разрушен, местами присыпан щебенкой, а кое-где песком или глиной. Ездят здесь редко. Старый, ещё советских времен полигон уже мало кому интересен. Туристические тропы национального парка проходят километров на тридцать западнее, ближе к Каспию. Единственный плюс этих мест — возможность объехать полицейские посты на шоссе. Ну, если, конечно, они до сих пор там стоят. Времена сейчас беспокойные. Не ровён час, вместо обычного патруля нарвёшься на какой-нибудь хорошо укрепленный блок-пост или вообще — бронегруппу…
Выстрелы «Винтореза» сидящие в джипе не слышат. А вот неожиданно резкий стук глохнущего мотора — наоборот. Что с ним, не ясно. То ли бензин аборигены залили не тот, то ли картер пробило, то ли ещё какая напасть… В любом случае, надо идти разбираться, а заодно и ноги размять. Трястись второй час по местным колдобинам — не самое приятное из занятий…
Пятеро увешанных оружием бородачей выбираются из машины. Один открывает капот, другой быстренько отбегает к обочине — не иначе приспичило, трое оставшихся вальяжно прохаживаются взад-вперёд, поглядывают по сторонам, посмеиваются над чертыхающимся водителем. Кто-то закуривает… Зря. Беспечность всегда наказуема.
Водитель, незаметно для остальных, вдруг замирает, навалившись всем телом на двигатель.
Курильщик, словно бы поперхнувшись, внезапно хватается руками за горло. Непогашенная сигарета падает на песок. От неё отлетает несколько искорок.
Двое бандитов тупо смотрят на оседающего наземь товарища.
Понимание приходит через секунду.
Поздно.
Не помогают ни попытки укрыться за кузовом, ни спешные передергивания затворов, ни заполошные крики.
По бармалеям бьют с обеих сторон дороги.
Пули, выпущенные с короткой, меньше ста метров, дистанции, рвут лёгкие бронежилеты, словно бумагу. Выстрелов «дУхи» не слышат.
Справляющий нужду у обочины заваливается носом в кустарник, так и не осознав, что случилось. Это последний.
— Седьмой. Работу закончил. Стручок пустой. Звук чистый. Потерь нет.
— Пятый. Понял. Четвертый, отмашка.
— Четвертый. Гостей вижу. Начинаю концерт…
Колонна машин останавливается на небольшом увале.
Два пикапа с пулеметами в кузовах разъезжаются в стороны. Ещё один, замыкающий кавалькаду, быстро разворачивается и несётся назад и влево, прямо через колючие заросли не то саксаула, не то песчаной акации. Растительность заканчивается обрывом. Водитель едва успевает затормозить. Выскочивший из авто «пассажир» выхватывает рацию и начинает что-то гортанно кричать.
Его понять можно. С одной стороны, место для остановки удобное, всё вокруг отлично просматривается и, значит, засады опасаться не стоит. С другой, уходить отсюда можно лишь по дороге. Или вперёд, в тесноту холмов, или назад, к узкому спуску с плато.
Тот, кто командует бандой, начинает что-то «подозревать».
Сначала переставший передавать сигнал беспилотник, теперь странное молчание группы дозорных, оторвавшихся от основных сил километра на три. Пусть звуков боя никто не слышал, но от сомнений уже никуда не деться. Лучший способ успокоить и себя, и бойцов — отправить в разведку ещё один дрон, он же последний, других у бандитов нет. Жалко, конечно, но что поделать. Лучше, как говорят неверные, перебдеть…
Второй беспилотник поднимается в тёмное небо спустя минуту.
Ни ему, ни его оператору невдомёк, что этот полёт станет для обоих последним.
Впрочем, не только для них.
Боевой машине РСЗО «Торнадо», выкатившейся на позицию для стрельбы, не нужны ни топогеодезическая подготовка, ни механическое прицеливание. Экипажу даже не требуется покидать кабину. Данные, получаемые от корректировщика и с кружащего над увалом БПЛА, передаются через единую систему управления тактического звена прямо на баллистический вычислитель. АСУО выдает данные на монитор и ожидает команду на залп.
— Пуск! — приказывает сам себе командир расчёта.
Ракеты одна за другой срываются с направляющих. Залп длится двадцать секунд. До цели осколочно-фугасным 9М522 лететь две минуты без малого. Промаха быть не должно. Маршрут корректируется спутниковой навигационной системой.
Через сто тринадцать секунд вражеская колонна попросту исчезает в сплошной полосе разрывов. Когда пелена дыма и пыли спадает, корректировщик огня поднимает бинокль и внимательно наблюдает за искорёженной, объятой пламенем техникой.
Движения нет. Шевеления нет. Добивать никого не требуется…
— Четвёртый. Концерт закончил. Контроль. Все цели поражены.
— Пятый. Понял. Четвертому и седьмому. Отходим в квадрат шестнадцать-четырнадцать…
Глава 6
На дальних рубежах (2)
Россия. Хабаровский край. Казакевичево (17.03.2019 г.)
У каждой страны свои великие реки. У США — Миссисипи, у Бразилии — Амазонка, у египтян — Нил, у индусов — Ганг. Бывает, что одну реку «делят» между собой несколько стран и народов. Дунай, Конго, Амударья, Днепр, Меконг… Реже, если на одно государство приходится сразу две главных «артерии жизни». Хуанхэ и Янцзы, Эльба и Рейн, Тигр и Евфрат… И уж совсем уникален случай, когда какой-то стране принадлежит добрый десяток великих водных путей.
Волга-матушка и Енисей-батюшка, «тихий» Дон и «ветреная» Кубань, полноводная Обь и недоступная, вечно холодная Лена, золотоносная Колыма и потаённый Урал, ленивая Северная Двина и непредсказуемый в своем беге Амур. Сколько раз он менял главное русло, не сосчитать. Сколько раз мелел в половодье и наполнялся в засуху. Сколько образовывал новых излучин и островов, а после легко и непринужденно стирал их с географических карт, словно бы издеваясь над «спонсорами и меценатами», потратившими на составление подробнейших атласов целые состояния. Но самое неприятное — когда своим «поведением» он вдруг ломал привычные, давно устоявшиеся границы между странами и народами, то сходящимися в уверениях вечной дружбы, то, наоборот, глядящими друг на друга через прицел в пароксизме глупой вражды…
— Что там? Опять собираются?
— Не опять, а снова. Прямо как в шестьдесят девятом…
Из «барабана» часовни на Большом Уссурийском обзор был гораздо лучше, чем с погранвышки. Отсюда открывался великолепный вид на покрытую льдом правую протоку Амура, Уссури, расположенное на другом берегу село Казакевичиво и 49-метровую стелу в форме китайского иероглифа, установленную на «той стороне» лет восемь назад.
На площадь Солнца — самую восточную точку Китая — туристы приезжали, не то чтобы толпами, но достаточно регулярно. Суетились возле воды, прятались от солнечных лучей и дождя в вычурной ханьского стиля беседке, делали селфи на фоне реки и неказистых построек соседей по региону.
Неподготовленному человеку показался бы странным и даже пугающим дисбаланс в обустроенности этих мест с разных сторон границы.
Россия: патриархального вида домишки, пустоши, сопки, обросшие лесом склоны Большехехцирского заповедника, где человек словно бы и не живет, а попросту тянет лямку скучного, полубессмысленного существования, ни к чему не стремясь и ни на что не надеясь.
Китай: полированный камень новопостроенной набережной, витиеватые пагоды с лотосами и драконами, высоченные монументы из бетона, стекла и металла, сияющие белизной фасады погранзаставы, парящий над рекой вантовый мост, разноцветные крыши коттеджей, растущие как грибы после дождя отели туристической зоны…
Как будто на маленьком пятачке, в месте слияния рек, сошлись будущее и прошлое, высокие технологии и кустарное производство, богатство и бедность, развитие и упадок…
Однако первое впечатление обманчиво.
Никто здесь не собирался соревноваться друг с другом и, уж тем более, кичиться роскошью и достатком. Просто разные народы имели разное представление о жизни на этом небольшом пятачке, как, впрочем, и во всем приграничье.
Для русских граница — это всегда рубеж, кордон, черта, за которую не должен заходить враг и которую следует охранять и оберегать от любых посягательств. Какой смысл строить в старинном казачьем селе что-то монументальное, если это всего лишь форпост, призванный